Граф Алексей Алексеевич Бобринский при жизни бывал в Киеве лишь наездами, когда того требовали текущие дела. А в 1872 г. пришел в город, казалось, навечно — памятником на Бибиковском бульваре, в том месте, где от него отделяется, устремляясь к вокзалу, Безаковская улица.
Но после очередной, после февральськой революции 1917 г., смены власти наступил апрель 1919-го, когда коллегия коммунального хозяйства Киевского городского Совета рабочих депутатов постановила: «Не позднее пролетарского праздника 1 Мая снести долой памятники контрреволюции, которые так поганят наш город, передать их па заводы для переплавки на гильзы к снарядам для Красной Армии». Среди перечисленных в решении «контрреволюционеров» значился и Алексей Бобринский.
Впрочем, полкам Н. Щорса, чья конная статуя в 1954 г. заняла место графа па бульваре, все-таки не довелось пострелять снарядами «от Бобринского». По каким-то причинам бронзовое изваяние в 1919 г. не было снято, но через несколько лет все же оказалось па хоздворе завода «Арсенал», а потом и вовсе исчезло. След от графа на бульваре продолжал оставаться, и 23 марта 1932 г. президиум Горсовета принял решение — «разобрать и вывезти постамент бывшего памятника Бобринскому и на этом месте устроить газоны и фонтан».
Во Всероссийском «словаре-толкователе» издания 1893 г. о графе сказано лишь три слова — «знаменитый русский агроном».
Отдавшись государственным делам, Екатерина II своим сыном — плодом внебрачной связи с Григорием Орловым — не занималась, перепоручив Алексея его крестному И. И. Бецкому и гувернерам, одним из которых был О. М. Дерибас. Когда ему исполнилось 13 лет, подарила село Бобрики Тульской губернии, откуда и пошла фамилия.
Молодым человеком Бобринский имел от сиятельной родительницы годовой пенсион в 30 тыс. рублей и вел беспечную жизнь, разъезжая по заграницам, проигрывая в карты, влезая в долги. В результате мать-императрица велела беспутному сыну возвратиться в Россию и жить под строгим надзором в Ревеле (Таллинн). Здесь он в январе 1796 г. женился на дочери коменданта Ревеля барона Вальдемара Унгерп-Штернберга и графини Тизеигаузеп — Анне. В том же году 12 ноября, через пять дней после смерти Екатерины II, Алексей Григорьевич получил от своего брата по матери — нового императора Павла I — чин генерал-майора и был возведен в «графское Российской империи достоинство». Тогда же государь пожаловал ему в Тульской губернии Бобриковские и Богородицкие земли, а в Петербурге — дом, где жил князь Орлов.
Первый граф Бобринский умер 20 июня 1813 г. После пего у Анны Владимировны остались дочь Мария, вышедшая замуж за князя Николая Сергеевича Гагарина, и сыновья Алексей, Павел и Василий.
Алексей родился 6 января 1800 г. в Петербурге. После смерти отца мать была вынуждена взять на себя управление обширным, но запущенным и обремененным долгами имением. Для приведения его в порядок она на несколько лет переселилась в деревню. Здесь рос, воспитывался и получил домашнее образование Алексей-младший. Может быть, отсюда и пошли корни его будущего интереса к земледелию.
Отлично подготовленный в родном доме по различным наукам, юный Бобринский поступает в училище колонновожатых (колонновожатый — офицер, возглавляющий отряд, колонну). После окончания учебы 17-летний юнкер определяется в гусарский лейб-гвардии полк, через два года ему присваивают звание корнета и переводят для продолжения военной службы в кавалергардский полк. В 1828 г. Алексей Алексеевич в чине ротмистра вышел в отставку.
К этому времени он уже семь лет был женат на графине Софье Александровне Самойловой, фрейлине императрицы Марии Федоровны. По свидетельству поэта князя П. А. Вяземского, она была женщиной «редкой любезности, спокойной, но неотразимой очаровательности, кроткой, миловидной, пленительной наружности. В глазах и улыбке ее были чувство, мысль и доброжелательная приветливость. Ум ее был развит и освещен необыкновенной образованностью. Жуковский, встретивший ее у Двора императрицы, при которой она была фрейлиной, узнал ее, оцепил, воспевал и остался с пей навсегда в самых дружеских отношениях». Теплые упоминания о семье Бобринских есть и в дневнике А. С. Пушкина.
Но несмотря на великосветское положение Софьи Александровны, на балы в ее доме с участием Николая I и на блестящие знакомства, она не очень была расположена к времяпровождению в многолюдном обществе. Она больше жила своей отдельной жизнью —- домашними заботами, воспитанием сыновей, чтением. Поэтому без колебания согласилась с предложением мужа оставить Петербург и поселиться в деревне в Тульской губернии. Здесь Бобрипские владели 12 тысячами крепостных крестьян и 40 тысячами десятин земли. Отсюда и началась сорокалетняя деятельность графа Алексея Алексеевича на поприще сельского хозяйства, промышленности и железных дорог. В первую очередь — в свеклосахарном производстве.
Немного истории. В 1720 г. московский купец Вестов основал первый в России рафинадный завод, перерабатывавший привозное тростниковое сырье. Однако новое дело распространялось очень медленно, и в последующее полстолетие появилось еще только пять подобных производств. Поэтому отсчет зарождения свеклосахарной промышленности в Российской империи ведется с 17 февраля 1797 г. В тот день на еще весьма примитивном заводе в своем имении в Тульской губернии впервые переработал свекловицу генерал Бланкеннагель. Вначале из нее получали сок и, в основном, спирт.
Через три года у генерала начал действовать более-менее оснасщенный сахарный завод, и у пего появились последователи. Удачливее всех оказались А. И. Герард и И. А. Мальцов, имевшие заводы, соответственно, в Тульской и Орловской губерниях. Многие другие за недостатком средств вскоре сдались. И все же к 1832 г. сахарную свеклу перерабатывали на сахар уже 20 заводов, хотя их производительность была еще невелика.
Наступил период, с одной стороны, повышенного интереса к местной сельскохозяйственной культуре, а с другой — мощного противодействия владельцев рафинадных заводов, торговавших привозным сахаром и монопольно назначавших цены. Они, защищая личные интересы, убедили министра финансов Е. Ф. Канкрина в том, что для государственной казны выгоднее повысить таможенную пошлину на ввоз, чем тратить деньги, содействуя развитию отечественного производства сахара из собственной свеклы. Так правительство и поступило в 1831 г., отказав одновременно в субсидиях сторонникам свеклосахароварения.
Из воспоминаний Петра Вяземского: «Граф Бобринский был человеком увлечений, но всегда благородных и чистых. Любознательная натура его беспрестанно требовала себе нищи: он искал ее везде. Всякая новая мысль, открытие, новое учение — политическое ли, финансовое, социальное, гигиеническое — возбуждали в нем лихорадочную деятельность любопытства. Он с ревностью, с горячностью кидался на новую, незнакомую область, старался исследовать, проникнуть в ее таинства».
По этой характеристике понятно, почему Алексей Алексеевич решил перебраться в село Михайловское. Это был период, когда, по Пушкину, даже и в гостиных велись разговоры о сахарных заводах2. И Бобрииский, в противовес мнению официальных лиц, задумал основать в своем имении сахарное производство. Сырье было собственное: граф убедил крестьян в пользе выращивания свеклы и покупал ее по выгодной для них цене в счет оброка.
На заводе было установлено самое совершенное на то время оборудование, применялась новейшая технология. Бобрииский не жалел средств на опыты и различные усовершенствования, посылал своих людей учиться на заводе Герарда в с. Алябьевке Чернского уезда Тульской губернии, а потом обучал у себя учеников с других заводов. Он прозорливо предугадал перспективность свеклосахаровареyия не только для частного предпринимательства, но и для государства, и настойчиво развивал отрасль. Его примеру последовали братья: Василий построил завод в Бобриках, Павел — близ Богородицка, где был похоронен их отец.
В 1842 году. Алексей Бобрииский возвращается в Петербург и поступает на службу в министерство финансов — занимается кредитными вопросами. Князь Вяземский, служивший там же, в департаменте внешней торговли, признается, что если для него чиновничьи занятия были скучным времяпровождением, то его друг окупался в цифры со всей страстью натуры.
А министром был все тот же Егор Францевич Канкрин, не избавившийся от предубеждения в отношении к отечественному свеклосахароварению. Впрочем, такие взгляды не помешали ему повысить таможенные сборы с привозимого кубинского сахара-песка. То есть воспользоваться возможностями, предоставленными ему притесняемыми местными производителями продукта. Бобринский не стал на путь словесной оппозиции министру, а еще более расширил и перестроил свой Михайловский завод. Это было лучшим аргументом в споре.
Словно мимоходом, Алексей Алексеевич решил неожиданно возникшую проблему топлива для завода, когда в округе поднялась цена па дрова. Он вложил средства и организовал па своих землях изыскания торфа. В результате были найдены не только торф, но и бурый и каменный уголь. Вполне возможно, что без инициативы Бобринского залежи угля в Тульской губернии еще долгие годы были бы неизвестны.
Еще немного истории. В начале 1835 г. профессор Венского политехнического института Франц Антон фон-Герстнер, находившийся тогда в России, подготовил предложения по строительству в Российской империи разветвленной сети железных дорог. Он был известен за границей не только как ученый-математик, ио и как концессионер первой на европейском материке железной дороги в Австрии, построенной в 1827—1833 годах. Герстнер приехал для ознакомления с металлургическими заводами на Урале, но результатом его путешествия по стране явилась докладная записка ио железнодорожному вопросу.
В то время Англия и Франция и отчасти Бельгия и Голландия уже использовали на рельсовых дорогах паровые машины, в других же странах (Австрия, Бавария) еще не отказывались от конной тяги. А для России и конно-железная дорога была новостью: существовал только один подъездной заводской рельсовый путь протяженностью 1786 метров на Урале.
Принципиальные предложения Герстнера и его ходатайство о предоставлении 20-летней концессии на устройство в России железных дорог рассматривала первоначально комиссия под председательством директора Института инженеров путей сообщения генерал-лейтенанта Потье. Она согласилась с первым, но отклонила второе. В отношении же паровой тяги было определено, что таковая может применяться только для пассажирского движения, а «торговые рельсовые пути, по которым переводятся тяжелые грузы, во избежание порчи рельсов, должны довольствоваться лошадиными силами».
При дальнейшем рассмотрении на более высоком уровне дело в целом признали полезным, но отклонили по финансовым соображениям. И опять противником выступил министр Канкрин. Консерваторы убеждали, что Россия не только не располагает необходимыми средствами, но вообще не нуждается в железных дорогах, так как не имеет больших промышленных и торговых центров. Вполне, мол, можно обойтись столбовыми и почтовыми дорогами, а железные только будут способствовать проникновению вредных идей из вольномыслящей Европы.
Тогда Герстнер попросил предоставить ему, в виде опыта, постройку дороги от Петербурга до Царского Села. Просьбу обсуждал специально учрежденный Комитет «об устройстве железных дорог в России», а точку поставил Николай I своей резолюцией на докладной записке австрийского инженера: «Читал с большим вниманием и убежден, как прежде был, в пользе сего дела, но не убежден в том, чтобы Герстнер нашел довольно капиталов, чтобы начать столь огромное предприятие. На сей предмет желаю от пего объяснений письменных; потом если нужно призову к Себе. Дорогу в Царское Село дозволяю, буде представит мне планы».
В декабре 1835 г. Герстпер получил разрешение начать строительство и продлить рельсовый путь до Павловска. Чтобы приучить столичных жителей к паровозу, решено было возвести в этом конечном пункте, как приманку, увеселительное заведение, где выступали с концертами многие приезжие знаменитости. Правда, такая мера потом обернулась обратной стороной: противники железных дорог пытались доказать на этом примере искусственность железнодорожной затеи.
В отличие от многих влиятельных и облеченных властью лиц, граф Бобринский сразу же одобрил идею и поддержал Франца Герстнера. И не только поддержал своим авторитетом, но и практически возглавил дело. Он предложил создать акционерную компанию по строительству железной дороги и лично приобрел акции на 250 тыс. рублей. Пример графа подействовал настолько убедительно, что буквально за педелю был собран капитал в три с половиной миллиона. Учредителями компании стали Герстнер, Бобринский, а также крупные купцы Крамер и Плит. 21 марта 1836 г. было высочайше утверждено «Положение об учреждении общества акционеров для сооружения Царскосельской дороги с продолжением до Павловска».
Бобринский не ограничивался решением только финансовых вопросов. Когда Герстнер на четыре месяца уехал ознакомиться с работой американских железнодорожников, он непосредственно руководил строительством, а потом стал первым директором Царскосельской дороги.
Вначале планировалось начать движение с 1 октября 1836 г., но срок прошел, а линию не построили — не хватило основного капитала в 3 млн. руб. ассигнациями, или 857 тыс. руб. серебром. Правительство оказало финансовую помощь, и 30 октября 1837 г. дорога до Царского Села была открыта. Первоначально поезд шел то на паровой, то па конной тяге, а с 30 января 1838 г. уже был только паровоз. До Павловска движение открылось 22 августа 1838 года. Общие затраты составили 1 млн. 528 тыс. 423 руб. серебром — значительно больше предполагавшегося.
Настойчивость, энергия и знания, продемонстрированные Бобринским, были оценены. В 1840 г. он назначен и до конца дней своих оставался членом Совета министерства финансов, членом Мануфактурного совета, получил звания камер-юнкера и камергера, произведен в шталмейстеры Двора (соответствовал тайному советнику). Граф участвует в работе различных комитетов, привлекается к разработке финансовых программ.
Но несмотря на высокое происхождение (как-никак внук Екатерины Великой), Алексей Алексеевич никогда не занимал Крупных должностей в государственной службе. «Почему же с его умственными способностями, с образованностью, с усердием, которые были признаваемы государственными деятелями,— почему не вышел он прямо в правительственные лица у кормила государства?» — спрашивает князь Вяземский. И тут же отвечает: «Его подозревали в некоторых увлечениях утопией, идеологией, теоретическими умозаключениями».
Бобринский опережал многих своих современников в умении смотреть вперед, анализировать, вникать в глубину любой проблемы, которой занимался. Одно время в Париже он усердно изучал явление магнетизма, покорившее графа заманчивой таинственностью. Трудно сказать, верил ли он в магическую силу, но разобраться и попять стремился. С увлечением занимался и фотографией.
Как-то Софья Александровна заметила мужу, что она разговаривает с сыновьями по-английски, а он не понимает. На это Алексей Алексеевич дал ей слово за шесть месяцев освоить язык и обещанное выполнил. Из уважения к супруге, очень любившей цветы, он занялся, в виде отдыха, цветоводством, хотя и считал уход за цветами потерянным временем. Но как занялся! Построил трехэтажную оранжерею, проводил разнообразные исследования, свел в графическую систему сроки пересадки и цветения растений, написал и издал брошюру о результатах своих наблюдений. Цветы явились началом сельскохозяйственных опытов Бобрипского, получивших широкий размах в местечке Смеле Черкасского уезда Киевской губернии.
Немного истории. В первой половине XVII столетия Смелой владел польский магнат коронный гетман Станислав Конецпольский. В 1646 г., в результате побед Богдана Хмельницкого в освободительной войне украинского народа, Смела вышла из-под Польши и территориально была включена, как сотенное местечко, в состав Чигиринского полка. После Апдрушевского перемирия 1667 г. вновь оказалась под польским управлением, а затем — под Турцией. По русско-турецкому мирному договору — Прутскому трактату 1711 г.— опять отошла к Польше, и с 1742 г. Смелой владели князья Любомирские.
В 1787 г. Ксаверий Любомирский продал свое огромнейшее смелянское имение, занимавшее Звенигородский и большую часть Чигиринского и Черкасского уездов, светлейшему князю Г. А. Потемкину-Таврическому, взяв с него два миллиона рублей серебром. Через четыре года генерал-фельдмаршал, фаворит Екатерины II, крупнейший землевладелец и неудержимый женолюб, умер, и Смела, по разделу наследства, перешла к его племяннику графу А. Н. Самойлову. Затем громадное имение по линии жены — дочери Самойлова и внучатой племянницы Потемкина — унаследовал Алексей Бобринский. В 1838 г. он решил перенести сюда свое свеклосахарное производство.
В течение десяти лет новый владелец Смелы построил в Черкасском и Чигиринском уездах шесть сахарных и один главный рафинадный завод. В 1840 г. начал действовать механический завод, освоивший выпуск оборудования для сахароварения, а также сельскохозяйственных орудий. И хотя первое на Киевщине сахарное производство было открыто французом Сошером в 1834 г. у графа Льва Потоцкого, именно Бобринский заслуженно считается пионером свеклосахарной промышленности в Украине. Его заводы в Смеле, Капитановке, Грушевке, Яблонивке, Балаклее представляли по тем временам верх совершенства, а работавшие на них имели достойные бытовые условия.
При каждом заводе имелось больничное отделение, обслуживавшее не только заводчан, но и всех местных жителей. А в Смеле Алексей Алексеевич построил в 1842 г. центральную бесплатную больницу на 100 кроватей. На ее содержание он ежегодно отпускал свыше 10 тыс. руб. серебром. Для детей рабочих открыл парафиальные школы, заботился о церковных приходах на территории обширного имения, назначив каждому (а их было четырнадцать) по 500 руб. серебром в год на текущие надобности.
Граф постоянно следил за обновлением производства, которое знал досконально не только теоретически, но и на практике: сам часто становился па место машиниста, печника, плотника. Показательно, что из сорока технологов, работавших у пего в разные годы, двадцать четыре специалиста, получив отличную подготовку на образцовых предприятиях в Смеле, потом стали директорами заводов или самостоятельными предпринимателями. Так, одним из практиковавших у Бобринского был Н. Я. Сетгофер — будущий крупный сахарозаводчик, отметивший в 1887 г. пятидесятилетний юбилей своей деятельности в этой отрасли. Учились основатели известнейшей фирмы «Братья Яхненко и Симиренко», перенимали опыт специалисты с заводов Потоцкого, Шувалова, Браницкого и других.
Показательно, что вначале на труды Бобринского смотрели с недоверием. Но потом, когда через два-три года его сахарные заводы располагали уже 1500 десятинами земли и все убедились в безусловной прибыльности сахароварения, общество словно прозрело. По словам современника, «сахаромания охватила тогда все классы. В салонах, в театре, на балах во время контрактов ни о чем другом не говорили, как о сахарных заводах и свекле. Были такие, что ничего перед собой не видели, кроме сахарной свеклы ; на другие вопросы, не относящиеся непосредственно к сахарным заводам, не обращали ни малейшего внимания. С юношеским азартом бросились тогда на новый в крае промысел.
На киевских контрактах сновали проходимцы, называя себя директорами сахарных заводов, механиками, химиками».
Роль Бобринского в распространении промышленности в Украине тем более достойна уважения, что «цель его деятельности не заключалась в одном лишь желании собственных выгод, наоборот — сахарные заводы графа открыты для всех — здесь нет тайн». Такая оценка особенно примечательна тем, что была высказана еще в 1844 г. в статье «Выгоды, какие может представить рафинадный завод в Малороссии», опубликованной в «Журнале Министерства Государственных Имуществ».
Спустя два года после смерти Алексея Алексеевича газета «Киевлянин» писала:
«Смелянские заводы — создание графа А. А. Бобринского — и до настоящего времени занимают одно из первых мест. Это дворцы промышленности, по дворцы, рассчитанные не на внешний эффект, а на удобство выполнения работ. Великая заслуга Бобринского состоит не в том, что он построил прекрасные заводы, но в том, что он горячо был предан делу. Из Смелы переносились улучшения и открытия па другие заводы. Здесь не было мелкой зависти, которая каждое улучшение обращает в промышленную тайну для службы исключительно своему обладателю; здесь возбуждалось соревнование — сделать так же хорошо или даже лучше. Отсюда вышел тот живой промышленный дух, то стремление к совершенствованию, которое так часто бывает чуждо коммерческим предприятиям. Но это не все. Граф Бобринский дал ход молодым людям, окончившим курс технологического института, и теперь можно встретить немало технологов, вышедших из этой школы, на других заводах, людей вполне достойных, которыми может гордиться паша промышленность, потому что они усвоили себе живую любовь к делу, которая составляет результат не одной школы, но среды, в которой вырос человек».
Алексей Алексеевич жил постоянно в Петербурге, а в киевские поместья наезжал, когда дела па заводах требовали его личного присутствия. В одно из таких посещений в 1856 г. он заболел и был вынужден уже навсегда переселиться на жительство в Смелу. Сюда же приехала и Софья Александровна, почти никогда до этого не покидавшая Петербург. Климат Украины положительно повлиял на здоровье графа, а тяга к земледелию, которым раньше он занимался не так много, нашла здесь благодатцую почву в прямом и переносном смысле.
Бобринский одним из первых специалистов культурного ведения сельского хозяйства ввел унавоживание полей под сахарную свеклу. Для этого скупил у крестьян горы навоза, лежавшего многие годы и гнившего понапрасну. Организовал производство разнообразнейших искусственных удобрений. Ввел в практику систему севооборотов и травосеяния, отдавая предпочтение люцерне, под которую отвел более тысячи десятин земли. Разработал методику предварительного проращивания свекловичных семян, израсходовав при этом на исследования несколько тысяч рублей.
В круг интересов внука Екатерины II входили новые конструкции зерносушилок и хлебных хранилищ, разработка торфа и бурого угля, опыты по садоводству и лесопосадкам, совершенствование сельхозинвентаря и многое другое. Им были изобретены несколько видов плугов, получивших имя Бобринского, углубители, распашники, разнообразные катки, шлепы, сеялки.
Этого никогда не смог бы сделать человек, сам непосредственно не прикасавшийся к земле, не ощутивший ее дыхание и не влюбленный в нее. А граф нередко ходил за плугом, как заправский крестьянин-земледелец, копал землю, как садовник, работал на заводе, как мастеровой. Он был и химиком, и механиком, и технологом.
Алексей Алексеевич поддерживал связи и являлся членом многих научных обществ — Императорского Вольного экономического общества, Московского общества сельского хозяйства, Комитета сахароваров, Российского общества любителей садоводства, Киевского губернского статистического комитета, Общества естествоиспытателей, Комитета для описания губерний Киевского учебного округа. Графа избрали почетным членом университета св. Владимира, включили в число учредителей киевской городской публичной библиотеки.
Своим многолетним опытом промышленника и экономиста Бобринский поделился в вышедшей в 1856 г. книге «Статистические материалы для истории свеклосахарной промышленности в России», а в последний год жизни издал теоретическое, основанное на тщательном анализе исследование «О применении систем охранительной и свободной торговли в России». В нем он раскрыл отрицательное влияние повышенных таможенных сборов на масштабы внешней торговли и в связи с этим критиковал правительство.
Никогда не потеряют актуальности заключительные слова этой книги А. А. Бобринского: «Народу суждено достигнуть блистательнейшей будущности, когда в дополнение к «Положению 19-го февраля 1861 года» в пароде будут пробуждены, под покровительством правительства, здравые созидательные силы, когда бюрократическая власть будет низведена па ту степень влияния, вне которой она, вместо того, чтобы приносить пользу, причиняет вред».
Все, кто общался с графом, неизменно отмечали остроту его ума и человеческие качества — необыкновенную скромность, доброе сердце, доверие к людям, исключительную честность, мягкий, но сильный характер. Он слыл либералом, но, по воспоминаниям Вяземского, «либерализм его был не чисто политический, который можно легко позаимствовать и усвоить себе из памфлетов и газет. Либерализм его заключался в прирожденном чувстве, во внутреннем, ничем не соблазняемом служении вечным началам любви человеческой, законности, нравосудности и правомерия».
В семейном кругу Алексей Алексеевич был центром не столько по старшинству, сколько в силу излучаемого нравственного притяжения. В отношениях с сыновьями Александром, Владимиром и Львом глава семьи казался более старшим братом, чем отцом. Позже сыновья и внуки занимали видное положение в государственной и общественной жизни.
Старший сын Александр был Санкт-Петербургским губернатором и губернским предводителем дворянства, состоял членом Государственного совета Российской империи. В круг его увлечений входили занятия генеалогией — оп составил и в 1890 г. издал в двух частях справочную книгу «Дворянские роды, внесенные в Общий гербовик Всероссийской империи». Выпустил также под инициалами «Гр. А. Б.» сборник «Студенческие песни 1825-1855 гг.».
Сын Владимир, по примеру отца, изучал железнодорожное дело и в 1869—1871 гг. занимал пост министра путей сообщения. Его преемником на этом месте стал двоюродный брат Алексей — сын Павла Алексеевича.
Еще один Алексей — сын Александра Алексеевича — долгое время был губернским предводителем дворянства и гласным городской думы в Петербурге, входил от Киевской губернии в третью Государственную думу, где поддерживал политику П. А. Столыпина. Алексей Александрович был президентом Императорского Вольного экономического общества, с 1886 г. возглавлял Императорскую Археологическую комиссию. Он проводил раскопки в Крыму и Киевской губернии, результаты которых опубликовал в трехтомном труде «О курганах близ м. Смелы», в исследованиях «Херсонес Таврический», «Киевская миниатюра XI в.» и других. Участвовал в создании Киевского художественно-промышленного и научного музея, которому подарил несколько сотен экспонатов, найденных при раскопках.
Энергичную и необыкновенно плодотворную деятельность Алексея Алексеевича Бобринского оборвала неожиданная для Всех смерть, случившаяся в Смеле 4 октября 1868 года. Накануне вечером он лег отдыхать совершенно здоровым, а наутро его обнаружили без сознания. Врачи установили разрыв во время сна одной из мелких мозговых артерий. Умер в одиночестве — любимую жену похоронил два года назад, один сын находился в Америке, другой недавно уехал в Петербург, третий тоже отсутствовал.
В течение двенадцати дней, пока тело покойного находимой, к Смеле, около него неотлучно дежурили служащие заводов Бобринского. Поодиночке и целыми волостями приходили попрощаться бывшие крепостные — они оплакивали своего барина, от которого зависели так долго и который так много делал для облегчения их жизни. Когда гроб отправляли в Петербург, его провожали около двух тысяч человек и, выпрягши лошадей, везли на себе несколько верст до железнодорожной станции Бобринская. Похоронили графа с большими почестями 27 октября в Александро-Невской лавре.
А 6 февраля 1872 г. в Киеве был открыт памятник А. А. Бобринскому — первый памятник, воздвигнутый не самодержцу или военному деятелю, а за заслуги на промышленном поприще.
По ходатайству дворянства и купечества, Александр II вмае 1869 г. дозволил начать сбор пожертвований на памятник, а затем и утвердил проект. Его авторами и исполнителями были: статуя — скульптор академик И. Н. Шредер, бронзовые барельефы — скульптор Н. А. Лаверецкий, постамент из корнинского гранита и Лабрадора — киевский каменотес итальянский подданный Себастьян Куртоло, бронзовое литье — завод Адольфа Моранда в Петербурге, архитектор — И. А. Монигетти.
Памятник наглядно демонстрировал все, чем занимался Бобринский в своей жизни: военную службу, строительство Царскосельской железной дороги, сельское хозяйство, промышленность. Граф был изображен опирающимся правой ногой на рельс, в шинели, наброшенной па гражданское платье. На пьедестале — бронзовые барельефы с сельскохозяйственными орудиями и принадлежностями свеклосахарного производства, родовой герб и надпись: «Полезной деятельности Алексея Алексеевича Бобринского». Правда, в 1875 г. «неизвестные хищники», как их назвал генерал-губернатор А. П. Игнатьев, сорвали бронзовую облицовку и надпись. Долгое время памятник простоял в поврежденном виде, и только в 1901 г. утраченные детали и надпись были восстановлены по эскизам архитекторов В. Н. и И. В. Николаевых.
В день открытия памятника состоялось специальное заседание Киевского отделения Императорского Технического общества, посвященное памяти Бобринского. С докладом выступил секретарь отделения, автор слов Национального гимна Украины П. П. Чубинский. Он высказал мысль, точно выразившую взгляд современников па труды графа: «Промышленная деятельность может быть признана гражданской доблестью, если предприниматель заботится об усовершенствовании промышленности, не жалея ни средств, ни трудов, если его предприятие разливает вокруг себя благосостояние и просвещение народной массы».
Именно таким предпринимателем был граф А. А. Бобринский.
Объект: памятник
Год постройки: 6 февраля 1872 года
Расположение: на пересечении улиц Игнатиевской (Коминтерну, Петлюры) и Бибиковского бульвара (ныне — бульвара Шевченко), недалеко от центрального железнодорожного вокзала
Современное использование: скульптуру демонтировали, на том же месте был установлен памятник Щорсу